Неточные совпадения
Для гостиной пригодилась мебель из
московского дома, в маленькой приемной он поставил круглый
стол, полдюжины венских стульев, повесил чей-то рисунок пером с Гудонова Вольтера, гравюру Матэ, изображавшую сердитого Салтыкова-Щедрина, гравюрку Гаварни — французский адвокат произносит речь.
В доме было холодно, он попросил Анфимьевну затопить печь в его комнате, сел к
столу и углубился в неприятную ему книгу Сергеевича о «Земских соборах», неприятную тем, что в ней автор отрицал самобытность государственного строя
Московского государства.
Игра совершалась по-прежнему в самом торжественном молчании. Иван Яковлич держал банк, уверенными движениями бросая карты направо и налево. «
Московский барин» равнодушно следил за его руками. У него убивали карту за картой. Около Ивана Яковлича, на зеленом
столе, кучки золота и кредиток все увеличивались.
К
столу с винами подошел «
московский барин»; он блуждающим взглядом посмотрел на Привалова и Веревкина, налил себе рюмку вина и, не выпив ее, пошатываясь вышел из комнаты.
Умчались к «Яру» подвыпившие за обедом любители «клубнички», картежники перебирались в игорные залы, а за «обжорным»
столом в ярко освещенной столовой продолжали заседать гурманы, вернувшиеся после отдыха на мягких диванах и креслах гостиной, придумывали и обдумывали разные заковыристые блюда на ужин, а накрахмаленный повар в белом колпаке делал свои замечания и нередко одним словом разбивал кулинарные фантазии, не считаясь с тем, что за
столом сидела сплоченная компания именитого
московского купечества.
Садимся за средний
стол, десяток лет занимаемый редактором «
Московского листка» Пастуховым. В белоснежной рубахе, с бородой и головой чуть не белее рубахи, замер пред нами в выжидательной позе Кузьма, успевший что-то шепнуть двум подручным мальчуганам-половым.
Затем стало сходить на нет проевшееся барство. Первыми появились в большой зале
московские иностранцы-коммерсанты — Клопы, Вогау, Гопперы, Марки. Они являлись прямо с биржи, чопорные и строгие, и занимали каждая компания свой
стол.
Подходили к этому
столу самые солидные
московские охотники, садились, и разговоры иногда продолжались до поздней ночи.
Вероятно, оттуда, по преданию и старому обычаю, перебрался он на
столы великих князей и царей
московских и в народную современную речь, где слова лебедка и лебедушка остались навсегда выражением ласки и участия.
За другим
столом театральный критик, с шикарной бородой, в золотых очках, профессорского вида, Н.М. Городецкий писал рецензию о вчерашнем спектакле, а за средним
столом кроил газеты полный и розовый А.П. Лукин, фельетонист и заведующий
московским отделом, в помощники к которому я предназначался и от которого получил приглашение.
«В лесу близ Черкизова найдены неизвестно кому принадлежащие кандалы с потертыми подкандальниками. Владельца просят явиться, с доказательствами принадлежности в
Московское губернское правление, в
стол находок».
Сотрудник «
Московского листка» Герзон и я к трем часам дня сидели за трактирным
столом.
Вход в редакцию через подъезд со двора, по шикарной лестнице, в первый раз на меня, не видавшего редакций, кроме ютившихся по переулкам, каковы были в других
московских изданиях, произвел приятное впечатление сразу, а самая редакция — еще больше. Это была большая, светлая, с высокими окнами комната, с рядом
столов, покрытых зеленым сукном, с книжными шкафами, с уложенными в порядке на
столах газетами. Тишина полная. Разговор тихий.
В зале половицы слегка колебались, штукатурка кусками валялась на полу, а на потолке виднелись бурые круги вследствие течи; посредине комнаты стоял круглый банкетный
стол, на котором лежал старинный-старинный нумер"
Московских ведомостей".
К трем часам дня я и сотрудник «
Московского листка» Герзон сидели за
столом вдвоем и закусывали перед обедом. Входит Пастухов, сияющий.
Рядом за двумя составленными
столами члены
Московской английской колонии, прямые, натянутые, с неподвижными головами…
Он сидел уже часа полтора, и воображение его в это время рисовало
московскую квартиру,
московских друзей, лакея Петра, письменный
стол; он с недоумением посматривал на темные, неподвижные деревья, и ему казалось странным, что он живет теперь не на даче в Сокольниках, а в провинциальном городе, в доме, мимо которого каждое утро и вечер прогоняют большое стадо и при этом поднимают страшные облака пыли и играют на рожке.
Астров. Роскошная женщина. (Осматривает склянки на
столе.) Лекарства. Каких только тут нет рецептов! И харьковские, и
московские, и тульские… Всем городам надоел своею подагрой. Он болен или притворяется?
По субботам у А. А. Бренко, на ее даче около Соломенной сторожки, бывали многолюдные обеды, на которых присутствовали
московские знаменитости, а в обыкновенные дни тоже садилось за
стол человек пятнадцать своих, в том числе Якушкин, уже в черном пиджаке, и Васильев.
Как-то после одной из первых репетиций устроился общий завтрак в саду, которым мы чествовали
московских гостей и на котором присутствовал завсегдатай театра, местный адвокат, не раз удачно выступавший в столичных судах, большой поклонник Малого театра и член
Московского артистического кружка. Его речь имела за
столом огромный успех. Он начал так...
Он был владельцем канатного завода, имел в городе у пристаней лавочку. В этой лавочке, до потолка заваленной канатом, веревкой, пенькой и паклей, у него была маленькая каморка со стеклянной скрипучей дверью. В каморке стоял большой, старый, уродливый
стол, перед ним — глубокое кресло, и в нем Маякин сидел целыми днями, попивая чай, читая «
Московские ведомости». Среди купечества он пользовался уважением, славой «мозгового» человека и очень любил ставить на вид древность своей породы, говоря сиплым голосом...
Вот что, Николаша… Я знаю, ты станешь браниться, но… уважь старого пьяницу! По-дружески… Гляди на меня, как на друга… Студенты мы с тобою, либералы… Общность идей и интересов… B
Московском университете оба учились… Alma mater… (Вынимает бумажник.) У меня вот есть заветные, про них ни одна душа в доме не знает. Возьми взаймы… (Вынимает деньги и кладет на
стол.) Брось самолюбие, а взгляни по-дружески… Я бы от тебя взял, честное слово…
3) Завтрашний день начать осмотром Казанского собора, затем вновь собраться к Шухардину, где, после заседаний, имеет быть обеденный
стол (menu: селянка
московская, подовые пироги, осетрина по-русски, грибы в сметане, жареный поросенок с кашей и малина со сливками). После обеда катанье на извозчиках.
В одном из
московских переулков, вероятно, еще и теперь стоит большой каменный дом, на воротах коего некогда красовалась вывеска с надписью: «Здесь отдаются квартиры со
столом, спросить госпожу Замшеву».
Борис Андреич постоял немного на месте и в большом смущении вернулся в кабинет. На
столе лежал нумер «
Московских ведомостей». Он взял этот нумер, сел и стал глядеть на строки, не только не понимая, что там напечатано, но даже вообще не имея понятия о том, что с ним такое происходило. С четверть часа провел он в таком положении; но вот сзади его раздался легкий шелест, и он, не оглядываясь, почувствовал, что это вошла Вера.
— Уж как я вами благодарна [В лесах за Волгой говорят: «благодарен вами», вместо «благодарю вас» и т. п.], Василий Борисыч, — говорила Манефа, сидя после службы с
московским посланником за чайным
столом. — Истинно утешил, друг… Точно будто я на Иргизе стояла!.. Ангелоподобное пение!.. Изрядное осмогласие!.. Дай тебе, Господи, доброго здоровья и души спасения, что обучил ты девиц моих столь красному пению… Уж как я много довольна тобой, Василий Борисыч, уж так много довольна, что рассказать тебе не умею.
Сидя в почетном конце за
столом, видя сонм матерей перед собою, о пролесье на всполье все думал
московский посол: «Туда бы на вольный простор, туда бы к красавицам в круг!..
В зале трапезы вдоль стен, справа и слева, у сидений, переминалось несколько посетителей. Дежурные служки, в фартуках, обходили
столы и что-то ставили. В дверку, ближе к правому углу, пришли перед самым часом обеда несколько иеромонахов с почетными гостями из
московских и приезжих городовых купцов. Вслед за тем служки попросили сторонних очистить зал. В их числе был приглашен и Теркин, думавший, что при монастырской трапезе сторонние могут присутствовать всякий день.
В кабинете редакции и за
столом Леонтьев больше молчал или пускал короткие фразы, тяжело дыша, как горбоносец. Он при Каткове как бы умышленно стушевался и смахивал на родственника, живущего в доме, как это водилось так еще часто в
московских домах.
Эмигрант из
московских студентов, поляк Г. (явившийся под другой фамилией Л.) ходил ко мне каждое утро, садился к
столу, писал очень скоро на четвертушках с большими краями и за работу свою получал пять франков, клал их в карман и уходил.
На письменном
столе лежали газеты,
московские и петербургские, книжка журнала под бандеролью, толстый продолговатый пакет с иностранными марками и большого формата письмо на синей бумаге, тоже заграничное.
Вот у лежанки стоит сосновый, крепкой водкой травленный
стол под ярославской салфеткой; на нем счетная книга, псалтирь и «
Московские Ведомости»; у
стола стул-складень; привык к нему Корнила Егорыч, еще сидя мальчишкой в чужой лавке.
Московские бояре по очереди выходили, по обычаю того времени, из-за
стола на середину гридницы и кричали...
Слушают не наслушаются новостей
московских, им они в диковинку, редко достигают до них, так что до утренней зари, бывает, просидят с гостем за
столом, переполненным бражками и питиями самодельными и заморскими.
Московские бояре по очереди выходили, по обычаю того времени, из-за
стола на середину обширной гридницы и кричали...
Московский викарий, Бешева и Скопин сидели около
стола.
Николай Ростов с Денисовым и новым знакомцем Долоховым сели вместе почти на середине
стола. Напротив их сел Пьер рядом с князем Несвицким. Граф Илья Андреич сидел напротив Багратиона с другими старшинами и угащивал князя, олицетворяя в себе
московское радушие.